Вроде бы уже было - "Ушедшее лето. Камешек для блицкрига.

Автор, мы таки что-то пропустили или не поняли?

И первый был очень даже вполне читабельный.
Мне понравился, я и друзьям скачивал и рассылал.

Сколько времени длилась атака, не знаю. Я набивал ленты, рвал цинки плоским ножом, что кинул мне Сидоркин и боялся поднять глаза. Вокруг грохотало, взрывалось, а я ритмично втыкал патрон за патроном и старался ни о чём не думать. Было страшно до ужаса, хотя об убитом я уже не вспоминал. Потом, как-то неожиданно, пулемёт смолк, и сержант скатился вниз:
— Дай-ка папироску. Тьфу ты, — оттолкнул он ленту, которую я машинально сунул в ему руки, — Курить, говорю, дай. Отбились на сегодня.
Повертев в руках сигарету, оторвал фильтр, и вновь прочитав золоченую надпись «премьер», задумчиво повертел головой:
— И где такие буржуйские папиросы выпускают?
— В Гродно, — щелкая зажигалкой, ответил я.
— А-а-а, — успокоился Сидоркин, — Наверное, еще от панов остались.
— Наверное, — пожал плечами я, — Не пропадать же добру.
— И то верно. Этак же ты извазюкался, — неодобрительно проворчал старый служака, посмотрев на мою когда-то серую рубашку навыпуск, — Тихо!
Но в воронку уже свалился молодой паренек в кургузом черном пиджаке:
— Дзядзька Вова, камандзир сказав, каб як сцямнее, адыходзили да мястэчка!
— Цыц, балаболка! — вспыхнул сержант, — Доложи, как положено! Да не вставай ты! Сидя!
— Таварыш сяржант, — парень попытался приложить руку к голове, но наткнулся на суровый взгляд, и просто махнул ею, — Лейтэнант загадав адступиць на загадзя падрыхтаваныя пазицыи.
— Да-а-а? — скептически протянул Сидоркин, — И кто нам их там падрыхтавал? В вёске никого уже и не осталось.
— Там ДОТы! — восхищенно воскликнул юноша, — Там сцены, во-о-о, — размаха рук явно не хватало для описания толщины, и парень уточнил, — Нават больш!
— Какие сцены? — искренне удивился пулемётчик, — Где вы там театр нашли?!
Пока Сидоркин с «ястребком» выясняли нюансы русско-белорусского перевода, я устало курил. Что же, из данного разговора понял, где и когда я сейчас. Июль сорок первого, вёска Ленчицы Полесской области, БССР. Восемьдесят километров до родного Полесска, и невыразимо долгие семьдесят лет до моего времени. Двадцать лет до моего рождения, тем более что, четырёхлетний отец и двухлетняя мать ещё и не думают о детях. Придётся мне позаботиться чтобы они остались в живых.  А для этого надо брать оружие в руки и уничтожать, убивать этих тварей в омерзительно серой форме! Если не я, то кто же?!
— Дзядь… Ой, таварыщ сяржант, — затеребил за рукав пулеметчика парень, — А нэ трэба ждать до цямноты, я туточки балку знаю,  як мышы прашмынём!
— Як кто? — вздыбился Сидоркин, — Я сержант Красной армии! Я шмыгать не буду!
— Валерий Борисович, — влез я в разговор, — Приказ командира был? Был. А если немчура миномёты подтащит? Погибнем же, и без всякой пользы для обороны.
Пулемётчик расстегнул ворот, и плескнул на грудь из фляжки:
—Давит что-то, к грозе наверное… Ты прав, Алексей, будем собираться. Но шмыгать я не буду! Потому что немаэ в уставе такой команды! Пере-дис-лоци-руем-ся!
Упаковав остатки патронов в одну цинку, и собрав ленты во вторую, я стал помогать Сидоркину разбирать пулемёт. Моя помощь заключалась в съеме ствола с затвором, и заворачиванию его в сукно. А молодой боец тем временем положив винтовку на кочку, наблюдал за противником.
— Ты, это, Алексей, — смущенно отвернулся Сидоркин, — шинельку Васину прибери себе. Вон она, в скатке лежит.  В бетоне зябко будет сидеть.
— Так как это? —  возмутился парень, — Чужое браць?
— Ты, Петька, молчи, — насупился наш командир,  — Ваську в архангельское войско и без шинели возьмут, а живое – живым!
— Якое войска? — взъерошился Петя, — Нема там никого на небе! Всё гэта поповская лухта!
— Эх, сынок, — вздохнул сержант, — Всё точно я тебе скажу, когда там будем. Четвертую войну тяну, и одно знаю наверняка — кто на поле боя за отчизну жизнь отдал, тот у архистратига Михаила в воинстве будет! И это не чушь, а истина!
Навьючив на себя колесный станок, я замучился со скаткой, никак не пристраивалась она на плече. Пришлось снимать станок, надевать скатку и только потом с помощью Петьки вновь навьючивать станок. Ворчавшему парню достались цинки, которые он тут же потянул за собой, распластавшись в пыли.  За ним пополз и я.  Ползти было тяжело, рамка больно давила на грудь, а колеса сверху, наверное, были видны даже из Берлина.  Скатившись в балку, я дождался сержанта, и со стоном поднялся на ноги.
— Разговорчики в строю! — прикрикнул Сидоркин и, поправив тулово «Максима» на плече, прикрикнул на юношу, — Давай комсомолия, веди нас!
Минут через двадцать блуждания в извилистых ходах, бурно заросших лозой, мы выбрались на окраине посёлка. Пить хотелось невыносимо, поэтому увидев колодец, мы все устремились к нему чуть ли не бегом. Вылив первое доставшееся мне ведро на голову, я со стоном снял станок.
— Ты чего хнычешь? — Строго спросил сержант, неодобрительно разглядывающий свою гимнастёрку, которую он снял перед купанием.
— Да рамка эта, — я пнул ногой железку, — Всю грудь отбила.
— Это не рамка, а хобот! — Наставительно произнёс Сидоркин со вздохом печали натягивая хэбэшку, — А ты чо смеешься? — напал он на Петьку.
— Так это у вас не кулемёт, а слон, ци што? Ай!
Ухватив пацана за ухо, сержант хмуро проворчал:
— Не кулемёт, и не слон, а станковый пулемёт системы Максима образца тысяча девятьсот десятого дробь тридцатого года! Заберу вас обоих в расчёт, будете у меня руководство зубрить, как Отче наш, или,  для шибко образованных — устав комсомола! Всё! К командиру пора!
Не успели мы сделать пару шагов, как из-за плетня раздался громкий женский крик:
— Пятро!! А ну положь ночву* на месца! Куды попёр?!! Вот сейчас лазину вазьму!
_______________
* (полесский диалект белорусского) корыто

Отредактировано Старый Империалист (30-03-2014 21:06:55)

Старый Империалист - Саш, классно описано. А еще жальче, что второй плюсик поставить нельзя! Вот, держи...         

Отредактировано Cherdak13 (11-03-2014 18:40:28)